

— Стой! — с хрипотцой просит, выставив руку перед собой. Едва сдерживается, чтобы не заплакать, смотрит на меня, а потом на мать. На лице ни единой эмоции.

— Я просил доверять мне, — напоминаю, но Вика меня не слышит. Я по глазам вижу, как она лихорадочно соображает, что ей делать. Затем разворачивается и срывается с места. — Вика! — закричал я, рванув следом за ней. Евгения в это время смеялась, как ненормальная, выкрикивая мне в спину, что ни о каком разводе не будет идти речи. — Это мы еще посмотрим, — рыкнул я себе под нос, пытаясь догнать Викторию…

Глава 27

Девушка мигом спустилась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки сразу.

— Вика, постой! — мои слова эхом отразились от стен, словно в доме прогремел гром. Я стоял у перил, удерживаясь за деревянный поручень одно рукой. Усиливаю хватку, как только Вика замирает на последней ступеньке и оборачивается мне лицом. Абсолютно безжизненные глаза смотрели на меня в упор, и я чувствовал в них ненависть к себе. — Дай мне объясниться, — прошу у нее дать мне шанс, но Вознесенская-младшая, словно статуя, не говорит ни слова в ответ. Потом все-таки опускает глаза, и я замечаю, как проступают её слезы на ресницах. Она глубоко дышит, собираясь с духом. Я тем временем все же спустился и встал напротив неё, беря в объятия.

— Не надо, — её голос охрип, но Вика не сопротивляется телом. Она не смотрит на меня, когда как мне нужны ее глаза, чтобы внушить — я на её стороне, даже если потеряю многое, ради чего жил прежде.

— Не отталкивай меня, прошу, — впервые я почувствовал, как теряю нить нашей связи, и в груди вдруг стало слишком пусто. Девушка проникла в мою кровь, а теперь я теряю её, как и то, что моё сердце просто перестанет снабжать мой организм кислородом. Вика напряглась, не поддаваясь моим словам. Твою мать, она мне не верит. Цыкнув, я оглянулся по сторонам, ожидая хоть какого-то озарения, чтобы вновь вернуть её себе. Вознесенская в моих объятиях кажется настолько хрупкой, словно я держу в крепких тисках самый дорогой фарфор, который существует на земле. Вот только Вика — бесценна, как и её любовь ко мне. — Я люблю тебя, — слова сами вырываются из уст прежде, чем я успеваю подумать нужны ли они ей. Вика вздрагивает и резко поднимает голову, уставившись на меня с широко раскрытыми янтарными, из-за слёз, глазами. Не верит, что я действительно испытываю к ней гораздо большее, чем просто влечение.

— Нет, — секундный шок, который сменяется паникой. Она упирается ладонями мне в грудь и пытается оттолкнуться, а я продолжаю удерживать её за предплечья. — Нет! Ты врёшь! Врёшь! Как и моя мать! — Вика пришла в ярость, колотя меня своими ладошками.

— Угомонись! — я немного встряхнул её, и притянул к себе, прилагая больше усилий, чтобы утихомирить. Поглаживаю по голове, ощущая мягкость шёлковых волос и их цветочный аромат. — Это правда, — сказал, как отрезал. Отсекая в девушке всякое сомнение насчёт моих слов. Но она продолжает выбиваться, и давиться слезами.

— Ты обманул меня, — выдыхает, вновь подняв голову на меня. Вика инстинктивно облизывает пухлые, влажные губы, покрытые красной помадой, и мне захотелось прямо сейчас припасть к ним, наслаждаясь их вкусом, пропитанных солью.

— Это не так, — хмурюсь, убирая девушке за ухо длинный выбившийся локон волос. — Ты должна верить мне, потому что я хочу только лучшего для тебя.

— Костя, ты не сказал мне, что у вас с моей мамой все серьезно, — с обидой произносит, и подбородок предательски задрожал.

— Что? Кто тебе сказал такую глупость? У нас с ней договор. Не более, — возмутился я, начиная подозревать, что Вике известно что-то совершенно другое об отношениях между мной и её матерью.

— Это неважно, — выплевывает она, упираясь ладонью мне в грудь. Вика хочет, чтобы я её отпустил, и, если я это сделаю, уверен — потеряю её. И, возможно, навсегда. — Я видела тебя и её, — кивает в сторону, и я оборачиваюсь, натыкаясь на змеиный оскал Евгении. Чтоб её черти побрали!

— Правильно, доченька, — подначивает, подливая масла в огонь. — Мне он то же самое говорит каждую ночь в постели.

Вика бледнеет на глазах, переводя потускневший взгляд на меня. — Костя? — в голосе застыл вопрос, который она не смогла договорить.

— Это неправда, — уверенно заявляю, не отрывая от её лица своих глаз. — Твоя мать врёт, и если ты хочешь правды прямо сейчас, то пригласи Мирославу.

Девушка нахмурилась, вновь обращая взор на свою мать, но в этот момент Евгения Сергеевна зло заорала, прогоняя меня прочь.

— Проваливай из моего дома, изменщик! Проваливай! — сколько в словах было яда, и мне показалось, что сейчас в доме все стёкла разорвет вдребезги от такой силы крика. Вика вжалась в меня, испугавшись такой реакции своей матери.

— Уходим, — обнимаю девушку за талию и увожу подальше от Вознесенской-старшей, которая забилась в конвульсиях, сев на пол. Она истерически рыдала, долбя по паркету своими ладонями и проклинала Игоря. Мне было плевать на неё, главное, чтобы моя Вика не слышала того ужаса, что мать устроила в её присутствии.

Посадив Вику на пассажирское сиденье, пристегнул её, не обращая внимания на то, что она сама пыталась справиться с ремнем безопасности. Мы не проронили ни слова, когда выехали из усадьбы, и за нами охрана закрыла железные ворота, словно были рады, что их хозяйке станет легче из-за нашего отъезда. Возможно, и так, но я быстро набрал Эдуарда, прося помощи в кое каких делах. Помимо охраны, что выделил Геннадий для Вики, мне следует обезопасить её от посторонних в клубе. Никакой утечки и огласки. Вознесенская не должна чувствовать себя брошенной всеми, а «Готика» на время станет спасением от подобных мыслей.

— Куда мы едем? — едва слышно задает вопрос безжизненным голосом. Я повернулся к ней, прикасаясь правой рукой к щеке. Легкое касание, которое скажет гораздо больше, чем просто слова. Она закрыла глаза, впитывая в себя тепло моей руки. Мне не нравится история, которую Евгения разыграла перед ней, а Вика так легко повелась на уловки своей матери.

— Домой, — коротко отвечаю, возвращая взгляд на дорогу. С силой сжимаю руль обеими руками, стараясь погасить в себе порыв рвущегося гнева наружу. Я хотел бы придушить голыми руками Евгению, которая нагло отбирала у девчонок все, что Игорь оставил дочерям. Беспринципная, наглая и коварная сущность постепенно прорывалась наружу, и теперь вдова компаньона пойдет на все, потому что именно сегодня я расскажу Вике их семейную правду. И Евгения это знает. Насколько разрушительной окажется правда, трудно предугадать, но я буду рядом. Буду поддерживать девушку столько, сколько нужно и даже больше.

— Хорошо, — соглашаясь, Вика кивнула и повернулась к окну. Она облокотилась головой о стекло, пряча от меня свои эмоции. Остальные двадцать минут мы ехали в абсолютной тишине, погруженные каждый в свои мысли.

Запарковав машину в цокольной части здания, постарался сильно не шуметь, потому что Вика уснула. Обессиленная, вымотанная эмоционально, она погрузилась в глубокий сон, и мне хотелось прижаться к ней, чтобы Вика чувствовала мою грудь, меня самого, и могла даже так, сквозь сон, положиться на меня. Довериться мне.

— Всё будет хорошо, — едва касаюсь её лица; щёки, к счастью, порозовели, возвращая Вике былой цвет кожи. Она не шелохнулась. Я придвинулся ближе к ней и оставил совсем краткий, украденный мной, поцелуй на её припухлых губах, ощутив вкус соли от выплаканных слёз. По-тихому вышел из машины и обогнул её, чтобы взять Вику на руки и отнести домой. С сегодняшнего дня, нет — секунды прямо сейчас, она не покинет его, потому что я сделаю все возможное, чтобы удержать Вознесенскую рядом с собой. И не позволю никому разорвать в ней веру ко мне, и ту связь, которая объеденила нас в единое целое с самых первых дней, когда я стал компаньоном её отца.

— Костя, — сонно простонала она, когда я аккуратно поднял её на руки и ногой закрыл дверь машины. Получилось шумно и потому Вика вздрогнула в моих объятиях.